С.В. Ильин

ПРОМЫШЛЕННОЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ ОТ КОНЦА XIX В. И ДО НАЧАЛА СТАЛИНСКОГО «ВЕЛИКОГО ПЕРЕЛОМА» (лекция)

В 1994 г. увидело свет написанное много лет назад фундаментальное историко-статистическое исследование крупного русского, а затем советского, экономиста Л.Б. Кафенгауза под названием «Эволюция промышленного производства России». Нам остается удивляться тому, что эта работа прошла незамеченной широкими кругами отечественных историков. Почти все авторы учебной литературы - даже вузовской, не говоря уже о школьной, - совершенно обошли книгу Л.Б. Кафенгауза своим вниманием, хотя она, несмотря на обилие статистических выкладок и специальный предмет исследования, очень просто, ясно написана и потому вполне доступна для понимания.

Однако если разобраться, ничего удивительного в молчании российских историков нет. Фактические данные книги Кафенгауза и особенно её выводы способны огорчить сердца идеологов - печальников России, «которую мы потеряли». Идеология не терпит вакуума; место одной заступает другая, и не всегда лучшая по качеству. Если бы новое во всех случаях было лучше старого, то жить было бы необычайно легко и приятно.

Так или иначе, но после публикации труда Л.Б. Кафенгауза называть период предвоенного экономического подъема (1909-1913 гг.) «экономическим чудом», как это делают авторы школьного учебника, рекомендованного к использованию Министерством образования РФ[1], просто неприлично. Это значит проявить элементарное неуважение к памяти необычайно трудолюбивого, высококвалифицированного и добросовестного ученого-экономиста.

В работе Л.Б. Кафенгауза почти нет источников, которые не были бы известны специалистам экономической истории. Её достоинство в том, что она гармонично сочетает статистический и описательный методы исследования. Последний также имеет право на истину, равно как и количественный метод, с успехом применяемый зарубежными историками экономистами, в частности, профессором П. Грегори, напечатавшим в ежегоднике «Экономической истории» статью с высокой оценкой проделанной Л.Б. Кафенгаузом работы. Использование разнообразных методов познания и всех доступных источников позволит избежать ошибок преждевременной систематизации на основе скудных данных. Так, П. Грегори на базе одних лишь общих статистических показателей пытается доказать, что опыт вступления России в 1885-1913 гг. на рыночную тропу индустриального развития «есть основания считать в целом удачным»[2]. Основания, конечно же, есть. Но достаточно ли их - вот в чем вопрос?

История российской промышленности индустриальной эпохи делится на несколько этапов. Первый этап, начавшись примерно с 1885 г., завершился в 1900 г. В его рамках фабрично-заводская промышленность пережила невиданный ранее подъем (1895-1899 гг.). Подъем сменился кризисом 1901-1902 гг. и затяжной депрессией 1903-1908 гг. (второй этап). Предвоенный экономический подъем 1909-1913 гг. был прерван Первой мировой войной (третий этап). До 1917 г. развитие шло в условиях военного времени (четвертый этап) и завершилось глубоким кризисом, который продолжался вплоть до окончания в нашей стране гражданской войны и интервенции. Восстановительный период проходил в обстановке частичной реставрации рыночного хозяйства и рыночных отношений (1921-1928 гг.).

Примерно с 1885-1887 гг. начинается полоса капитальной реконструкции российской промышленности, связанная с добычей минерального топлива, выработкой коксового чугуна, цемента и соды. Главной движущей силой промышленного развития этого периода явилось усиленное железнодорожное строительство. Вполне можно утверждать, что в 1890-е гг. в стране происходил подлинный железнодорожный бум, невиданный ранее и непревзойденный впоследствии.

Дороги потребляли громадное количество топлива и металлических изделий. Строительство рельсовых путей сообщения стимулировало добычу минерального топлива и выплавку металла. 

Добыча каменного угля в Донецком бассейне началась еще в первой половине XIX в. Однако широкое применение превосходных по качеству донецких углей началось не ранее 1880-х гг., после того, как была сооружена сеть южных железных дорог, самыми важными из которых были Курско-Харьково-Азовская, Донецкая, Фастовская и Екатерининская. Последней, вступившей в строй в 1884 г., Донбасс соединился с Кривым Рогом.

В 1890-е гг. разрабатывались преимущественно месторождения Западного Донбасса, где залегают коксующиеся - жирные или «курные»- угли. Однако курные угли плохо переносят перевозку (они спекаются), и поэтому металлургические предприятия строились в непосредственной близости от месторождений топлива. Знаменитый завод Джона Юза (Новороссийское общество каменноугольного, железного и рельсового производств) был построен на месте залегания курных углей в Западном Донбассе. 61 % всего добываемого угля потребляли железные дороги и заводы, в том числе и сахарные, расположенные в Юго-западном и Центрально-черноземном районах России.

Нефтепромышленность мало-помалу утрачивала свой «керосиновый» облик и превращалась, главным образом, в топливную отрасль. По своей теплотворности нефть не имела себе равных, по стоимости тоже: 30 % всей нефти, выкачанной на Апшеронском полуострове, приходилось на фонтанную добычу. 66,3 % всех продуктов, приготовленных из нефти в 1900 г., приходилось на топливо; остальное - на керосин, бензин и смазочные масла. Большая часть нефтепродуктов потреблялась внутри страны. Из-за сильной конкуренции со стороны США экспорт керосина сократился.

Самые значительные по своим масштабам позитивные перемены произошли в черной металлургии. За 13 лет выплавка чугуна увеличилась в 5 раз, производство железа и стали - в 4,9 раза. Отрасль пережила полный технический переворот. Изменения в мировом доменном производстве позволили резко поднять выплавку чугуна. Суточная продукция домны, не превышавшая 50 т в середине XIX столетия, к концу века увеличилась до 600 т, то есть в 12 раз.  В те годы возник новый Южнорусский металлургический район, использовавший домны новой конструкции, прекрасные угли Донбасса и богатые месторождения железной руды Кривого Рога. Даже на Урале были выстроены новые агрегаты, которые основывались, правда, на древесно-угольной доменной плавке. Более половины всего произведенного металла потребили железные дороги и связанные с ними производства, около трети - прочие металлообрабатывающие предприятия;  10-12 % пришлось на домостроительство (перекрытия в домах делались из чугунных балок) и другие сооружения (в частности, портовые).

Другая металлургическая отрасль, а именно: цветная металлургия, находилась в упадке. Медная промышленность Урала переживала полный застой. Техническая реконструкция, глубоко перепахавшая всю черную металлургию, её практически не коснулась. На полную мощность работали только три медеплавильных завода: Юговский на Западном Урале, Преображенский на юге Урала и завод Сименса на Кавказе. Из всей потребленной промышленностью меди лишь 39 % были выплавлены в России.

Металлообработка за рассматриваемый период дала рост в три раза. Обращает на себя внимание, что этот рост был меньшим, чем выплавка металлов. По темпам роста пальму первенства держало транспортное машиностроение: производство вагонов увеличилось в 3 раза, паровозов - в 7 раз. В 1900 г. работали семь паровозостроительных заводов, большая часть которых являлась многопрофильными предприятиями, производившими широчайший ассортимент изделий из металлов. Семь заводов - много это или мало? Ежегодно российские заводы  могли произвести 1200 штук паровозов, французские - 500, германские - 1400, американские - 3153. За исторически короткий срок в России было создано крупное транспортное машиностроение, но оно едва ли было в состоянии удовлетворить потребности отечественных рельсовых дорог в подвижном составе. Ведь по протяженности рельсовых магистралей Российская империя занимала второе место в мире после США.

Сложное машиностроение не вышло из зачаточного состояния. Машины для бумагопрядения и отделочных операций текстильной промышленности, дизели и динамо-машины – все это и многое другое поступало по импорту. Даже лампочки накаливания в жилых домах и общественных учреждениях были сплошь заграничного производства, хотя изготовление их на отечественных предприятиях было налажено в начале 1880-х гг., после чего оно погибло, не выдержав иностранной конкуренции. Завод по производству динамо-машин Сименса и Гальске в Петербурге (около 1900 г. возникло еще три подобных предприятия - одно в Москве и два в Риге) производил самые простейшие части к двигателям и занимался сборкой самих устройств из импортных деталей.

Большой скачок произошел в строительной индустрии, опять-таки под воздействием развития железнодорожного хозяйства. Рост производства портландцемента внутри страны составил 583 %, и он совершенно вытеснил привозной. Характерно, что его потребителями явились не города, а железнодорожные общества.

Огромные изменения произошли в химической промышленности. Коренной и решительной реконструкции подверглась основная химия. До начала 1880-х гг. в стране отсутствовало производство соды, и широко применялся поташ - щелочь, получаемая из древесной и травяной золы. В Западной Европе леблановское производство соды вытеснило поташ еще в начале XIX в.

В 1883 г. около Березняковских соляных промыслов на р. Каме был построен первый в России содовый завод, работавший по аммиачному способу. Семь лет спустя, в 1890 г. в бассейне Камы, около местечка Бондюги закладывается еще один содовый завод, но уже по леблановской технологии, со всем циклом вспомогательных и побочных производств (леблановский способ связан с производством серной и соляной кислоты, хлорной извести и некоторых других важных химических продуктов). В том же году обществом «Любимов и Сольве» основывается новый завод по производству соды, но уже на юге страны - в Донецком бассейне близ залежей соли и угля. Этот завод и стал главным поставщиком соды в стране. Первую скрипку в вышеназванном обществе играл торговый дом «Вогау и К?», который осуществлял сбыт значительной части продукции завода и одновременно финансирование производства. Природная монополия тут тесно переплелась с монополией торговой. И та, и другая держались исключительно на ограниченном покупательском спросе.

Значительные подвижки произошли в области производства искусственных химических красителей. С начала 1880-х гг. германские фирмы стали открывать переделочные производства в России, экспортируя туда полупродукты, дешевевшие год от года. Так, потребителями ализарина явились многочисленные фабриканты Москвы и Иванова, вырабатывавшие популярные в народе пунцовые ситцы. В конце 1890-х гг. стал распространяться искусственный индиго, полученный химиком Байером еще в 1880 г.

Характерной чертой всего нашего промышленного развития второй половины 80-90-х гг. XIX в. были очень высокие темпы роста тяжелой промышленности и умеренные – легкой.

Спрос на предметы технического потребления стимулировал процесс технической реконструкции промышленности, тогда как спрос на продукцию, предназначенную для непосредственного потребления, наталкивался на крайне ограниченные покупательские возможности не только сельского, но и городского населения. Однако и в легкой промышленности наметились важные позитивные процессы.

Главнейшим фактором, серьезно изменившим ситуацию на рынке предметов широкого потребления, можно считать рост городского населения. Производство пищевых продуктов менялось под влиянием урбанизации потребностей. Вот характерный пример. Рассматриваемому периоду были присущи низкие темпы роста винокуренного производства одновременно со стремительным развитием пивоварения. Главными потребителями пива выступают городские, а не сельские жители. Другой пример. В 1890-е гг. под влиянием спроса со стороны городского населения в стране выросло производство конфет; в Москве и Петербурге им занимались крупные хорошо оборудованные фабрики.

Из всех отраслей легкой промышленности наиболее медленным темпом развивалась текстильная промышленность.  Тут сказалось несколько обстоятельств. Прежде всего, сыграл свою роль фактор низкого спроса, о котором речь шла выше. Затем следует обратить внимание на довольно значительное повышение цен на текстильное сырье, прежде всего на хлопчатобумажное волокно. Наконец, довольно быстро росла стоимость заграничного оборудования. В результате получилось, что при 133,4 % роста всей промышленности за 15-летний период текстильная дала только 75,8 % прироста.

Хотя развитие в 1885-1900 гг. шло неравномерно – периоды подъема (конец 1880-х гг. и 1895-1899 гг.) чередовались с эпохами спада (1890-94 гг.) - тем не менее, время конца XIX в. обоснованно характеризуется, как общий подъем всего народного хозяйства. Этот подъем в значительной степени был профинансирован заграницей. Железнодорожное строительство питалось иностранными займами. Капиталы из-за рубежа притекали как в ссудной форме, так и в форме предпринимательской.

В 1900 г. Россию охватил общемировой промышленный кризис, а затем и затяжная депрессия, продолжавшаяся до 1908 г. Собственно говоря, некоторые отрасли попали в кризисную полосу еще в 1899 г., а денежный кризис вообще начался в 1898 г. Вопрос о датировке здесь не первостепенной важности вопрос. Существенно другое – кризис крайне неравномерно охватил российскую промышленность: некоторые отрасли его вообще не испытали, другие, попав под воздействие кризиса, из него так и не вышли вплоть до начала 1920-х гг. Кризис этот, носивший общемировой характер, в наиболее острой форме проявился именно в России. В 1903 г. стали появляться признаки повышательной волны в конъюнктуре, но небольшое экономическое оживление оборвали русско-японская война и революция 1905 г.

В промышленном развитии перестали действовать два фактора. Во-первых, фактор железнодорожного строительства. Темпы сооружения рельсовых магистралей резко пошли на спад. Если в 1895-1900 гг. вводились в строй для эксплуатации по 3229 км ежегодно, то в  1901-1905 гг. – в среднем по 1548 км, а в 1906-1910 гг., всего лишь 1100 км. Сократилось потребление подвижного состава. Выпуск паровозов за 8 лет (1900-1908 гг.) сократился почти вдвое - с 1202  до 622  штук, вагонов - с 24162  до 11150.  Во-вторых, займы за границей стало делать значительно сложнее. Стабильность политической системы России после 1905 г. находилась под большим сомнением.  С другой стороны, те средства (имеется в виду, прежде всего огромный заем весны 1906 г.), которые потенциально могли быть употреблены на устройство современных путей сообщения, истратили на ликвидацию последствий революции и русско-японской войны.

Сильнее всего от кризиса и депрессии пострадала нефтяная отрасль. Кризис, который переживала отрасль, начиная с 1901 г., выразился в резком падении валовой добычи нефти - в 1908 г. она не достигла уровня 1900 г. Тут сказалось в очень резкой форме падение производительности скважин, не говоря уже о последствиях разгрома Бакинских промыслов в 1905 г.

С другой стороны, худа без добра, как гласит пословица, не бывает.  Рост стоимости топлива как следствие падения его добычи повлек за собой усовершенствование силового хозяйства. Возросло потребление электрической энергии. Суммарная мощность двигателей внутреннего сгорания за время с 1900 по 1908 гг. увеличилась на 848,7 %. Таким образом,  под воздействием кризиса у нас улучшилось использование топлива.

От кризиса очень сильно пострадала и черная металлургия. В 1900 г., когда производство на металлургических заводах достигло рекордных цифр, рынок оказался переполненным, и заводы с трудом поддерживали производство на прежнем уровне. В течение всего периода депрессии производство черных металлов не поднялось выше того уровня, который был достигнут в 1900 г.. Новые доменные заводы Юга России, оборудованные с учетом самых последних технических достижений, от кризиса пострадали мало. Всей своей силой кризис ударил по старым доменным заводам Урала и Центральной полосы - там за 8 лет выбыло из строя 88 доменных печей.

Под влиянием сокращения железнодорожного строительства металлургические заводы сократили выпуск тяжелых профилей металлов и стали наращивать выпуск тех  сортов, которые требовало машиностроение, мелкая и средняя металлообрабатывающая промышленность, а также домостроение. Такая эволюция металлургического производства явилась несомненным шагом вперед, так как была связана с выработкой более сложных, высококачественных и разнообразных сортов металлов.

В горнодобывающей промышленности также начались положительные перемены. После 1906 г. на новые рубежи стала выходить медная промышленность. Выплавка меди в предшествующий период росла очень медленно: штыковая медь не находила себе сбыта, а электролитическую медь кабельным и электротехническим заводам приходилось выписывать из-за границы. После 1905 г. часть российских медных предприятий переходит в руки английских предпринимателей, которые стали развивать производство и количественно, и качественно. В 1907 г. было запущено производство химически чистой меди (электролитической) на заводе Розенкранца в Петербурге вследствие роста спроса на соответствующие продукты. Выпуск электрических машин и приборов возрос за период с 1900 по 1908 гг. в 2,5 раза.  

В соответствии с эволюцией спроса российские заводы стали переходить на производство более сложных типов двигателей – нефтяных и газовых, которые в 1908 г. уже обогнали выпуск паровых котлов. Большие перемены к лучшему наблюдались и в сельскохозяйственном машиностроении. 

Масштаб положительных изменений, о которых шла речь выше, ни в коем случае не следует преувеличивать. Российская металлургия была слабо дифференцирована; специализированное сталелитейное производство, выделившееся к тому времени в крупнейших индустриальных странах в самостоятельную отрасль, у нас отсутствовало[3]. В качественном отношении российское машиностроение прогрессировало очень медленно. Станкостроение и производство машин для промышленных целей остались на прежнем низком уровне, при котором вся потребность практически удовлетворялась за счет экспорта. Из-за слабого платежеспособного спроса выпуск сложных машин (нефтяных и газовых двигателей, например) оставался незначительным. Сказанное хорошо иллюстрируется материалами из истории сельскохозяйственного машиностроения, перед которым столыпинская реформа, казалось, открыла самые радужные перспективы. Выпуск её продукции увеличился всецело за счет самых простых устройств: плуги, сеялки, жатки-лобогрейки, зерноочистительные машины. В то же время сложные машины, как-то сенокосилки, паровые молотилки, жатки- самосброски, продолжали поступать на русские поля от зарубежных производителей. Эти тенденции были характерны и для выпуска другой машиностроительной продукции. Знаменитый завод, устроенный в г. Подольске Американской компанией швейных машин «Зингер», представлял собой мастерскую, где собирались готовые изделия из импортных деталей.

В целом металлообрабатывающая промышленность в годы кризиса пострадала меньше, чем добывающая из-за увеличения выпуска предметов непосредственного потребления.

Общий застой нашего промышленного развития в начале ХХ в.  сказался в совершенно недостаточном развитии тех новых химических производств, которые стали играть руководящую роль в крупной химической промышленности. Речь идет, во-первых, об искусственных удобрениях, и, во-вторых, о химических красителях. Производство искусственных туков для тяжелой химической промышленности в ХХ в. имело то самое значение, которое в 1880-е гг. имело содовое производство по леблановскому способу. С другой стороны, те отрасли химической промышленности, которые производили продукцию массового потребления, пострадали значительно меньше. Например, производство кальцинированной соды вообще не испытало кризиса и даже увеличилось на 45 %.

Промышленный кризис выразился не в том, что развитие остановилось, а в том, что обнаружилось очень сильное снижение его темпов. В 1890-е гг. среднегодовые темпы роста составляли 11,1 % в стоимостном выражении и 13,5 % по физическому объему. В 1900-1908 гг. темпы роста выразились цифрой 1,8 % по стоимости и столько же по объему. Снизила скорость своего развития и легкая промышленность - от 6,4 % до 3,7. Одним словом, «перегретая» экономика сбавила темпы своего роста. В базовых отраслях российской индустрии кризис приобрел системный характер.

Предвоенный экономический подъем 1909-1913 гг. по своей интенсивности был очень близок к подъему 1990-х гг., хотя и не достиг прежних сверхбыстрых темпов. Но по факторам своего возникновения и развития, а также по конкретным результатам, два этих этапа развития нашей индустрии заметно отличались друг от друга.

Что же явилось первопричиной впечатляющих успехов предвоенного промышленного развития? По этому вопросу ясности не существует. Л. Б. Кафенгауз, например, полагает, что первотолчком стали четыре года невиданных ранее урожаев, которые совпали с высокими ценами на хлеб на мировых рынках. Выручка от экспорта, в 1904-1908 гг. составлявшая сумму 2549,9 млн. руб., в 1909-1913 гг. возросла до 3421,8 млн. руб. «Рост национального дохода в течение этого периода был настолько значителен, что дал возможность образования значительных накоплений, которые были направлены на финансирование капитального строительства»[4], - писал известный экономист.

Однако данные, которые Л.Б. Кафенгауз привел в подтверждение этого тезиса, ему противоречат. Исследователь указал, во-первых, на огромный прирост вкладов на текущие счета  в коммерческие банки (с 977,4 млн. руб. в 1909 г. до 2293,3 млн. руб. в 1913 г.)  и, во-вторых, на увеличение вкладной операции в государственных сберегательных кассах (с 1207,5 млн. руб. до 1594,9 млн. руб.). Однако на текущих счетах в банках хранились временно свободные оборотные средства промышленных и торговых предприятий, а также индивидуальных капиталистов, которые никоим образом не могли быть использованы на финансирование долгосрочных вложений в промышленность. Сберкассы, действительно, аккумулировали накопления трудовых масс города и деревни, потенциально применимые в качестве капиталовложений. Однако в условиях самодержавной России использование этих средств было иным. Суждение Кафенгауза о большом размахе капитального строительства накануне Первой мировой войны материалами его работы никак не подтверждается.

Очень интересные процессы в годы предвоенного подъема происходили в нефтедобыче и нефтепереработке. Здесь с 1911 г. наблюдался значительный рост цен, опережавший темпы добычи продукта. Общероссийский прирост добычи нефти был небольшой и исключительно за счет новых районов - Грозненского, Кубанского, Уральского и Закаспийской области. На второе место вышел Грозненский район, правда, уровень нефтедобычи в нем значительно уступал Бакинскому. Из 9234,9 тыс. т добытой в стране нефти 7672,6 тыс. т (83,08 %) пришлось на Баку. В других перечисленных районах добыча была крайне мала.

Причины роста цен на нефть Л. Б. Кафенгауз объясняет падением производительности скважин и происками монополий, которые извлекали громадную ренту при очень низком росте производительности.

Сокращение добычи нефти и несколько стимулировало рост каменноугольной промышленности, главным образом за счет Восточного Донбасса с его антрацитом. Совершенно недостаточно в стране добывалось коксующихся углей. Из-за недостатка кокса в 1913 г. одно из крупнейших металлургических предприятий - Донецко-Юрьевское металлургическое общество - на 4 недели остановило две своих доменных печи. Дефицит топлива сопровождался ростом цен на него, причем на все виды, включая дрова. В Москве розничная цена на дрова в 1912 г. возросла на 70 %. В 1913 г. были отменены запретительные пошлины на иностранный уголь.

По всем видам минерального топлива среднегодовой рост составил всего 5 %.

Недостаток топлива и высокие цены на него влекли за собой, как и в предыдущий период, улучшения в области теплосилового хозяйства промышленности. Значительно расширилось применение двигателей внутреннего сгорания, паровых машин более совершенных конструкций и электрической энергии. 

Черная металлургия из кризиса так и не вышла. Рост выплавки чугуна  в размере 62,6 % (против 110,3 % в 1895-1900 гг.) не мог удовлетворить потребности промышленности -  недостаток металлов давал о себе знать. В 1911 г. правительство снизило тарифы на черные металлы. Два  года спустя, в 1913 г., при Министерстве торговли и промышленности было даже образовано Особое совещание по вопросу о недостатке железа.

Выплавка стали, однако, в рассматриваемый период возросла на 71,9 %, проката - на 66,7 %, то есть больше, чем выплавка чугуна. Промышленность, надо думать, подъедала старые запасы. В черной металлургии, правда, расширилось применение мартеновских печей. В годы предвоенного подъема на Юге было устроено 12 новых высокопроизводительных печей. Однако не появилось ни одного нового бессемеровского конвертора. При увеличении числа мартенов бессемеровское и   томасовское производство совершенно не развивалось. Поэтому ни о каких революционных переменах в черной металлургии Юга говорить не приходится[5].

В чем была причина недостаточных темпов развития черной металлургии? Прежде всего, следует указать на некоторые коренные пороки этой отрасли. Львиную долю выплавки чугуна давал Юг – 73,49 % общего объема 1913 г. Большая часть южнорусских металлургических заводов ориентировалась на производство тяжелых профилей металлов, пригодных для потребностей железнодорожного строительства. Когда железнодорожный бум прошел, то оказалось, что громадные заводы нужно переоборудовать с затратой очень больших средств. К тому же в период 90-х гг. XIX в. наряду с мощными заводами был выстроен и ряд плохо оборудованных, но ориентированных на обильные казенные заказы по высоким ценам. Франко-бельгийские финансовые группы, которым принадлежало руководящее влияние на предприятиях южной металлургии, фактически устранились от инвестиций в переоборудование этих заводов. Своих же накоплений стране не хватало. В том числе и по тому, что же огромные ресурсы отвлекались в сферу ипотечного (земельного) кредита. Самая большая доля прироста эмиссий фондового рынка в период 1909-1913 гг. приходилась на ипотечные бумаги.

Предвоенный подъем более всего связан с прогрессом, который переживала цветная металлургия. Урал, Кавказ, Казахстан стали объектами приложения английских и отчасти французских капиталов. На Урале добыча меди возросла, главным образом, вследствие развития заводов и рудников английского общества Кыштымских горных заводов. На заводах этого общества были оборудованы отделения для электролиза и для извлечения золотосодержащих шламов. В 1912 г. путем рафинирования этих шламов было получено 950 кг золота. Кыштымская медь содержала большое количество золота.

На Кавказе французы устроили акционерное общество для разработки Аллавердского месторождения; англичане создали предприятие для эксплуатации Дзансульского месторождения. В Киргизских степях на английские капиталы было реорганизовано старое, плохо работавшее общество Спасских медных руд, и начата постройка завода мощностью 5 тыс. т меди для переработки Атбассарских медных руд.

Добыча медных руд и выплавка меди увеличилась за период 1908-1913 гг. вдвое.

Потребление электролитической меди было связано с быстрым ростом меднопрокатного и кабельного производств. Преобладающая часть прироста всей российской электротехники приходится на кабельное производство. Значительно хуже обстояли дела с электротехникой сильных токов. Немногие наши заводы по выпуску динамо-машин представляли собой мастерские для сборки иностранных моторов, полученных из-за границы в разобранном виде. Российское электротехническое оборудование не выдерживало зарубежной конкуренции. Одна динамо-машина мощностью 100 квт отечественного производства стоила 4085 руб. Точно такая же немецкая машина - 3636 руб. с включением в цену 60 % таможенной пошлины.

В стране отсутствовало производство электроизмерительных приборов, вся потребность в которых удовлетворялась за счет ввоза из-за границы. Отечественные предприятия выпускали лишь амперметры и вольтметры, тогда как ваттметры, фазометры и счетчики не производились.

Зависимость русской промышленности от поставок заграничной техники крайне осложняла обновление её основных капиталов. По косвенным данным балансовой статистики (специальная статистика капиталовложений в дореволюционной России не велась), расходы на ремонт в 1900-х гг. увеличивались более высокими темпами, чем расходы на обзаведение новым имуществом, тогда как в 1895-1899 гг. наблюдалась обратная картина[6].

Интересные соображения на близкую тему были высказаны не так давно С.В. Воронковой. По её подсчетам, процесс возникновения новых предприятий в пореформенный период постепенно нарастал; в 90-е гг. XIX в. произошел настоящий учредительский взрыв, а затем, уже в 900-е гг. XX в., доля новых предприятий стала постепенно уменьшаться[7].

Известный российский металлург В.Е. Грум-Гржимайло, работавший в начале своего жизненного пути инженером на крупном уральском заводе, вспоминал: «Избитые, изработанные машины работали только из любезности и постоянно ломались. Запасных частей не было. Ремонт гнали денно и нощно. Все это создавало на заводе тяжелую атмосферу неуверенности в завтрашнем дне. К прокатной машине, работавшей на 110 оборотов с замедляющей парой шестерен, подойти было страшно. Пара шестерен, сидящая между маховиком и станом, часто разлеталась на куски, угрожая жизни машиниста в то время, когда эти куски, пудов по 50 весом, летели по касательной»[8].

Накануне войны процесс старения станочного парка страны сделался настолько заметным, что стал предметом широкого обсуждения в печати. Указывалось, что в текстильной промышленности «... присутствие старых машин объясняется общей дороговизной оборудования наших фабрик, которая не позволяет производить смену машин так часто, как это практикуется в Англии. Но зато и ремонт машин у нас производится очень тщательно и весьма часто машина, капитально отремонтированная, не уступает по качеству работы новой машине»[9]. Однако ремонт текстильных машин в России обходился вдвое дороже, чем в Англии. Запчасти для ремонта приходилось получать по импорту, что увеличивало стоимость детали примерно на 25 %. Фабриканты держали большой штат квалифицированных слесарей; из-за частого ремонта машин производства останавливались, отчего страдала производительность труда.

В целом машиностроение дало прирост только на 73 % - ниже, чем в 1890-е гг.(93,2 %). При этом, несомненно, имелись успехи качественного характера.

К началу Первой мировой войны в России сложилось производство органических красок, а также некоторых основных полупродуктов и исходного сырья в производствах химической промышленности. Так, бензол для производства анилинокрасителей стали получать с каменноугольных печей Донбасса. В повестку дня встал вопрос о завершении этого производства созданием непрерывного технологического цикла.

Зависимость российской промышленности от поставок заграничной техники и материалов многими специалистами накануне и в годы войны стала рассматриваться как тяжелое бремя. Крупный химик-технолог текстильной промышленности В.Н. Оглоблин, в частности, писал: «Как всякое промышленное пленение ... красочное завоевание Германией России является позорным игом, от которого необходимо избавиться, чего бы это ни стоило»[10].

Исключительно интенсивный рост жилищного, коммунального и общего строительства вызвали рост производства строительных материалов (цемента, кирпича, стекла), который по темпу превышал все остальные отрасли. Общий прирост по сумме производства здесь составил 113,6 % при среднегодовом приросте 16,4 %. Такого не переживала тогда ни одна из отраслей. Особенно успешно развивалось производство цемента. В растворах он вытеснял известь, расширилась сфера бетонного строительства. Выработка цемента тогда увеличилась почти втрое.

Отрасли легкой и пищевой промышленности уже в эти годы стали обнаруживать признаки кризиса. Они выразились в том, что сахарная промышленность, например,  замедлила свой рост: всего 5,5 %  против 8,7 % в 1893-1900 гг. Замедленный рост сахароварения связан с итогами урожаев: три года (1908, 1909 и 1912) - пониженных сборов и два года (1910 и 1911)- повышенных.

Ежегодный прирост выпуска хлопчатобумажной пряжи упал до 3,5 % - без малого вдвое по сравнению с 1893-1900 гг. (8,7 %). Интересно, что в годы подъема хлопчатобумажная промышленность почувствовала трудности со сбытом своих товаров, хотя она была ориентирована на широкий рынок, по преимуществу крестьянский. А нам говорят, что вследствие столыпинских реформ русский крестьянин стал жить лучше! Трудности со сбытом переживали даже московские фабрики, нацеленные на изготовление затейливых городских ситцев. Для успешного продвижения своих товаров к потребителю три из четырех ведущих московских текстильных фирм создали в 1913 г. синдикат - Товарищество для внутренней и вывозной торговли мануфактурными товарами.

Теперь настало время ответить на вопрос, поставленный в начале. Каковы же были общие итоги нашего промышленного развития, и есть ли у нас достаточно оснований для оптимизма в отношении его результатов?

Переработка статистики, собранной в книге Л.Б. Кафенгауза, показывает (см. таблицу) на снижение количественных темпов по всем почти показателям промышленного развития.

          В годы Первой мировой войны получили развитие как позитивные, так и негативные тенденции  предшествующего периода. Прежде всего, обострился дефицит минерального топлива («топливный голод»). Рост добычи каменного угля к 1916 г. в пределах 18,6 % от уровня 1913 г. не обеспечивал минимальных потребностей. К тому же весь прирост приходился на новые районы (Западная и Восточная Сибирь), откуда его просто невозможно было вывести из-за транспортных проблем.  Как следствие, уже к 1917 г. прокат черных металлов сократился на треть. С другой стороны, смежная отрасль - машиностроение - в годы войны пережила колоссальный качественный рост, обогатившись и новым оборудованием и передовым техническим опытом. В России стали производиться новые типы станков для обработки металлов; электромоторы и трансформаторы; велась сборка автомобилей и авиационных моторов частично или полностью из импортированных деталей.

          Как чрезвычайно положительный факт следует отметить далеко шагнувший процесс дифференциации металлообрабатывающих производств.  Анкетой промышленной переписи 1910-1912 гг. в общей отрасли по добыче руд, выплавке и обработке металлов, производству машин и изделий из металлов выделялось 40 классов; анкетой переписи 1920 г. - почти 60. В частности, сложилось самостоятельное арматурное производство, которого практически не было до войны, производство велосипедов и т.п.[11] 

          Качественный рост наблюдался и в химической промышленности, переориентированной преимущественно на выпуск взрывчатых веществ. Благодаря усилиям академика Ипатьева, в Донбассе были сооружены крупные ректификационные заводы для производства чистого бензола. Производственная мощность машиностроительных и химических заводов в годы войны значительно возросла.

          Как указывает Л.Б. Кафенгауз, рост мощности фабрик, работавших непосредственно на оборону, хорошие урожаи технических культур 1914 и 1915 гг., наличие запасов сырья и материалов позволили «...ослабить кризис, вызванный войной, поддержать первые полтора года производство на достаточно высоком уровне и оттянуть надвигавшуюся катастрофу»[12].    

          Крупные потери понесла группа производств, которые обслуживали непосредственно производственные нужды страны, и, прежде всего, строительная индустрия. По ней топливный голод ударил больнее всего - производства кирпича и цемента требует много топлива. В 1917 г. изготовление кирпича составило только 31,5 % по сравнению с довоенным.

          Капиталы устремились в военное производство, а не в отрасли, занятые развитием производственной базы (добыча топлива, переработка руды, выпуск материалов для строительства). Л.Б. Кафенгауз, совершенно нерасположенный к большевикам и, более того, много настрадавшийся от них, с полным основанием замечает, что спад был бы совершенно неминуем и без революционный потрясений 1917 г., ибо производство на цели войны систематически подрывает производительные силы в самой их основе. «Горы пушек, снарядов и взрывчатых веществ не могут затмить тех разрушительных процессов, которые, несмотря на все усилия, систематически сокращали производительные силы тяжелой промышленности»[13], - писал он.

          Что же касается легкой промышленности, то она, в отличие от тяжелой, не приобрела никакого положительного технического опыта, но, наоборот, деградировала в количественном и качественном отношении: сокращала производство, теряла ассортимент и т.п. Светлым пятном на темном фоне явилось значительное развитие механизированных производств по изготовлению одежды и предметов туалета (пошивочного, трикотажного и т.п.)[14].

          В 1916 г. дало о себе знать падение производительности труда. Особенно сильным оно было в горной и горнозаводской промышленности, производстве пищевых продуктов. В хлопчатобумажной промышленности падение производительности началось уже в первый год войны. Так что «обвальный» кризис 1917 г. был  абсолютно предопределен и дикими историку-экономисту представляются суждения вроде того, что Россия имела «более чем достаточно ресурсов» для победоносного завершения войны, а задача состояла только в эффективном использовании имевшихся и развитии потенциальных[15]. Вопрос стоит лишь в том, какую форму кризис принял бы при ином развитии событий. Но это уже из области домыслов, коими историко-экономическая наука не занимается.

В годы гражданской войны общее падение производства, обозначившееся в 1917 г., приобрело катастрофический характер. Так, выплавка чугуна упала до уровня 3 % от уровня 1916 г. Почти полностью прекратилась работа доменных печей Юга России. Вместе с тем именно тогда создавалась почва для будущего восстановления промышленности. Объединение фабрик по производственному, хозяйственному и территориальному признаку заложило основу для последующего их «трестирования». В годы гражданской войны наметилась тенденция к ликвидации технически отсталых фабрик и к сосредоточению всего наличного оборудования на технически более совершенных производственных предприятиях. Самым существенным мероприятием этого периода явился первый перспективный план развития и электрификации народного хозяйства страны, известный как план ГОЭЛРО. План, как пишет Л.Б. Кафенгауз, «исключительный по богатству творческих идей». Уже в 1920 г. начались работы по возведению Волховской, Каширской, Шатурской и некоторых других электростанций.

С 1921 г. начался восстановительный период в истории нашей промышленности.  Его результаты до сих пор не вполне ясны. Ряд специалистов полагает, что на исходе НЭПа предвоенные показатели развития были достигнуты. Другие исследователи склонны подвергать этот вывод сомнению. Для нас же совершенно очевидно - то, что удалось сделать в период 1921-28 гг., следует считать выдающимся экономическим достижением; достижением, менее всего связанным с тем, что некоторые авторы определяют как «нэповские методы».

Крайне существенным нам представляется то обстоятельство,  что движущей силой этого восстановления явились ассигнования из централизованного бюджета. За 5 лет (1923-1928 гг.) общая сумма средств, отпущенных государством для восстановления и увеличения основного капитала промышленности, составила 2140,3 млн. червонных руб. Большая часть этой суммы была направлена в тяжелую промышленность и электростроительство, то есть на производство предметов технического потребления. Самым крупным объектом государственного финансирования в тот период было сооружение электростанций. Меньшее значение имело новое строительство в металлургии.

Что же было сделано? Прежде всего, удалось полностью восстановить топливную базу российской промышленности. Точнее сказать, была произведена её реконструкция на новой технической основе. В частности, улучшилась техника добычи нефти вследствие более широкого применения глубоких насосов и электрификации промыслов. Наиболее высокими темпами восстанавливалась металлообработка, где к исходу восстановительного периода удалось значительно превысить довоенные показатели. В области крупной промышленности последовательно проводился курс на ликвидацию универсализма довоенной эпохи, когда каждый значительный машиностроительный завод стремился производить весь ассортимент соответствующей продукции. Курс на принудительную специализацию проводился и в легкой промышленности. 

Капитальный ремонт обнаружил тенденцию к относительному сокращению в противоположность тому, что было констатировано нами для  начала XX в.

В 1927/1928 гг. общий объем тяжелой промышленности превысил довоенный уровень на 23,6 %; легкой – 43,51 %. Средний ежегодный прирост тяжелой промышленности, начиная с 1921/1922 гг., составлял по числу рабочих – 13,28 %; по валовой продукции -  32,98 %; легкой соответственно - 13,4 %  и  37,2 %. К 1927 г. была достигнута довоенная производительность труда в промышленности.

Насколько восстановление было полным? Довоенный ассортимент отраслей легкой и пищевой промышленности навсегда остался в прошлом. Для  понимания последующих событий очень важно указать на тот факт, что восстановление черной металлургии - ведущий отрасли индустриальной экономики - к 1928 г. ещё не было завершено. Добыча железных руд, выплавка чугуна и мартеновской стали, прокатное производство в 1927/28 гг. уступало показателям 1913 г. Восстановление черной металлургии в короткий период требовало огромных затрат.  Тех ресурсов, которые имелись в государственном бюджете, для этой цели явно не хватало. Надежд на получение крупных заграничных займов для реконструкции черной металлургии, а затем и потребляющих металл отраслей промышленности, в первую очередь машиностроения, не было никакой. Оставалось одно - финансировать громадные капитальные затраты за счет сокращения личного потребления и, соответственно, временного понижения жизненного уровня населения, что и было сделано в годы сталинского «великого перелома». Как замечает Нобелевский лауреат, профессор В. Леонтьев: «... несомненный успех этого жестокого эксперимента является доказательством не столько экономической изощренности советских руководителей, сколько их политической проницательности и решительности»[16].

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Островский В.П., Уткин А.И. История России. XX в. // Учебник для общеобразовательных учебных заведений. 11 класс. 6-ое издание, стереотипное. М.: Дрофа, 2001. С.81-82.

[2] Коммунист. 1991.  № 1. С.70.

[3] Воронкова С.В. Оценка динамики промышленного потенциала России в 1913-1920-х гг. (Некоторые методологические и источниковедческие аспекты темы) // Информационный бюллетень научного семинара «Индустриализация в России».  № 5. М., 1998. С.14.

[4] Кафенгауз Л.Б. Эволюция промышленного производства в России (последняя треть XIX в. - 30-ые годы XX в.). М.: Эпифания, 1994. (Серия «Памятники экономической мысли»). С. 124.

[5] Грико Т.И. Технико-технологическое состояние металлургических предприятий Юга России (1909-1913 гг.) // Информационный бюллетень научного семинара «Индустриализация в России».  № 5. М., 1998. С. 36.

[6] Ильин С.В. Балансовая статистика о темпах и этапах индустриального развития дореволюционной России (1890-1914) // Информационный бюллетень научного семинара «Индустриализация в России». № 1. М., 1997. С. 64-72.

[7] Воронкова С.В. Российская промышленность начала XX в.: источники и методы изучения. М., 1996. С. 50-51.

[8] Грум-Гржимайло, Владимир и Софья. Секрет счастливой жизни. Екатеринбург, 2001. С. 77.

[9] Чердынцев В.И. Дороговизна русского прядения и причины, её вызывающие. М., 1914. (Оттиск из: Известия общества для содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности. 1914.  № 3.). С. 4.

[10] Оглоблин В.Н. Красочное производство за границей и в России. М.: Издание «Известий общества для содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности». 1915. С. 45.

[11] Воронкова С.В. Оценка динамики промышленного потенциала России в 1913-1920-х гг., С. 14, 16.

[12] Кафенгауз Л.Б. Указ. соч. С. 175.

[13] Там же. С. 195.

[14] Воронкова С.В. Оценка динамики промышленного потенциала России в 1913-1920-х гг., С. 15.

[15] Яковлев Н.Н. 1 августа 1914 г., Изд. 3-е, доп. М., Москвитянин. 1993. С. 217.

[16] Спад и подъем советской экономической науки. // Леонтьев Василий. Экономические эссе. Теории, исследования, факты и политика. М., 1990. С. 218.