Ю.П. Бокарев

БЫЛ ЛИ А.В. ЧАЯНОВ СТОРОННИКОМ КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ?

Прежде всего, я хотел бы выразить свое глубокое уважение В.А. Чаянову, сыну великого ученого. Его отец не нуждается ни в чьей защите. Ученый, отрицающий значение работ А.В.Чаянова для развития отечественной и мировой науки, серьезно рискует своей репутацией. Решительность и бескомпромиссность, с какой В.А. Чаянов обрушивается на мою статью, которая, по его мнению, «одержит суждения... искажающие существо чаяновского учения» мне понятны и не вызывают ничего, кроме уважения. Правда, выдвинутые В.А. Чаяновым доводы против некоторых, далеко не самых главных, положений моей статьи относятся больше к разряду эмоциональных, чем научно обоснованных.

Не в целях искажения учения А.В. Чаянова писал я статью. Напротив, я стремился защитить великого ученого, чьи идеи, по моему глубокому убеждению, в настоящее время искажаются в угоду политической конъюнктуре. Не избежал этого, конечно же, невольно для себя, и В.А. Чаянов. Вот типичный пример его доводов.

Ю.П. Бокарев не удержался от довольно распространенного приема толкования тех или иных высказываний критикуемого ученого. На стр. 65 статьи он приводит цитату из работы А.В. Чаянова, опубликованной в неудачном сборнике издательства «Московский рабочий» 1989 г., подготовленного Е.В. Серовой. В ней Чаянов рассматривает эффективность организации сельскохозяйственных производственных процессов в зависимости от крупности хозяйства и приходит к выводу о якобы возможном преимуществе сельскохозяйственной артели перед другими формами организации.

Если уж на то пошло, то в той же цитированной Ю.П. Бокаревым книге можно прочесть:

«Поэтому кооперативное трудовое хозяйство и оказывалось наиболее совершенной формой земледельческого предприятия. Оно превосходило обычное разъединенное хозяйство теми сторонами своей организации, в которых крупность давала положительный эффект, и превалировало над капиталистическим предприятием во всех тех случаях, где мелкое семейное производство оказывалось более приспособленным к земледельческой технике».

Яснее не скажешь!

Если читатель обратится к тексту моей статьи, то обнаружит, что эта мысль А.В. Чаянова в ней приведена (с. 65). Но далее цитируются другие слова классика из той же книги: «Сообразно сказанному мы можем еще утверждать, что земледельческая артель может быть более совершенным хозяйственным аппаратом, так как преимущества организации в крупных формах процессов третьей группы могут иметь большее качественное выражение, чем преимущества организации в малом размере процессов первой группы».

Получается, что сын избирательно относится к теории отца. Одну ее часть он принимает и поддерживает, а другую старается не замечать. А.В. Чаянов признавал и вертикальную, и горизонтальную кооперацию. В.А. Чаянов признает только вертикальную кооперацию.

Главное, в чем В.А. Чаянов обвиняет меня, это в "некорректном цитировании": "обращение Ю.П. Бокарева к сборнику, изданному "Московским рабочим" сильно подвело автора" (с. 243). Этот упрек основан на недоразумении. Я изучаю труды А.В. Чаянова с 1970-х годов, то есть гораздо раньше, чем их стали переиздавать, и ученый получил, наконец, заслуженное признание в своей стране. И если я ссылаюсь не на первоисточники, а на современные переиздания, то только потому, что издания 1920-х годов большинству читателей недоступны. Этим объясняется и вызвавшая нарекание В.А. Чаянова моя отсылка читателя к страницам 23 - 224 без изъятий издания Е.В. Серовой: мне хотелось, чтобы читатель ознакомился со всей чаяновской работой, а не только с приведенными из-за недостатка места отдельными цитатами из нее.

Впрочем, и для меня, и для читателя довольно утомительно разбирать все мелкие придирки, которыми обильно оснастил свою рецензию В.А. Чаянов. Выловленных блох для него оказалось достаточно, чтобы негативно оценить всю публикацию. А ведь так можно поступить с любой работой, вышедшей из - под человеческого пера. Любую цитату можно признать некорректной. Было бы желание. Главных же проблем, ради чего написана статья, В.А. Чаянов даже не коснулся.

Был или не был А.В. Чаянов сторонником  коллективизации?  Для В.А. Чаянова даже сомнения в этом вопросе являются крамольными. Он не может не признать, что А.В. Чаянов высказывался в пользу коллективизации, но объясняет это тем, что «Чаянов уже находился под прессом даже не критики, а гонений, которым он подвергся со стороны властьимущих». Мне представляется, что такая оценка трудов своего отца, написанных после 1926 г., у В.А. Чаянова сложилась под влиянием резко негативного отношения к коллективизации, господствующего в современной литературе. Коллективизацию принято считать крупнейшим злодеянием большевиков, жестокой расправой над крестьянством.

Однако вся проблема в том, что большевики не были сторонниками колхозов. Для них крестьянство было не классом, а сословием, раскалывающимся при капитализме на «сельскую буржуазию» и батраков и эксплуатируемых бедняков. Устойчивость трудового крестьянского хозяйства они отрицали и свою задачу в деревне видели в том, чтобы поднять бедноту на борьбу с «кулаками», свергнуть «эксплуататоров» и утвердить в деревне социалистическое земледелие в форме госхозов и совхозов.

Если бы большевики пошли по этому пути, то пролилось бы гораздо больше крови, репрессирован был бы не только слой крепких хозяев –«кулаков», а все крестьяне были бы обращены в бесправных наемных рабочих; сельскому хозяйству был бы нанесен такой удар, который страна могла не вынести. При всех ужасах коллективизации она была все-таки меньшим злом, чем полная экспроприация крестьянства.

Идеи трудового крестьянского хозяйства и коллективных хозяйств, принадлежащих не государству, а членам сельскохозяйственной артели, большевики отвергали и высмеивали. Они и в самом деле противоречили их теории и представлениям о направлениях аграрной эволюции. Не менее острая критика этих идей звучала справа, со стороны сторонников столыпинских реформ. Для них трудовое крестьянское хозяйство было носителем отсталости, низкой товарности, бесприбыльности. Л.Н. Литошенко, В.Д. Бруцкус и Н.Д. Кондратьев выступали в поддержку крупных хозяйств предпринимательского типа. Колхозы, как и любые другие формы кооперации, для них были тоже неприемлемыми.

Вот, например, что писал о кооперации Л.Н. Литошенко: «Представим себе все общество организованным по рецепту  кооперативного строительства. Получим ли мы при этом счастье собственности, свободу личной инициативы и гармонию интересов? Не в большей мере, чем при социализме.

Чем отличается, прежде всего, участие в общей кооперативной собственности от коллективной собственности на средства производства? Тем, что, в одном случае, собственником является сравнительно ограниченный круг лиц, а в другом, все государство... Разгадка удовольствия, доставляемого частной собственностью, заключается в праве исключительного пользования. Для человека действительно является большой радостью сказать «моя земля, мой дом, мой сад, мои процентные бумаги», но «наша земля, наш дом, наша фабрика будут звучать слабее, всегда будут родить более глухой отклик в тайниках человеческой души»[1].

А если ни левые, ни правые, ни глава организационно-произвоственной школы А.В. Чаянов не поддерживали идею коллективных хозяйств, то кому же тогда она принадлежит и, главное, кто заставил большевиков свернуть с пути строительства госхозов и совхозов, сменить гнев на милость в отношении колхозов?

В моей статье приводятся факты отката большевиков от своей аграрной программы начиная с принятия ими эсеровского декрета о земле, назначения на пост наркома земледелия эсера А.Л. Колегаева и передачи всего Наркомзема в руки эсеров. Эсеры были сторонниками трудового крестьянского хозяйства и кооперативного социализма, но блок с ними большевиков просуществовал недолго. Сразу после ликвидации «эсеровского мятежа» началась обратная реакция.

В декабре 1918 г. на I Всероссийском съезде земотделов, коммун и комбедов принимается резолюция о «социалистическом» переустройстве деревни. В ее исполнение 14 февраля 1919 г. ВЦИК издает «Положение о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию». Оно фактически ликвидировало декрет о земле и принятый при А.Л. Колегаеве закон «О социализации земли». Принцип уравнительного землепользования был отвергнут. В «Положении...» говорилось:

«Ст. 7. Землеустройству подвергается вся площадь сельскохозяйственного фонда.

Ст. 8. Этот земельный фонд используется в первую очередь для нужд советских хозяйств и коммун, во вторую очередь для нужд трудовых артелей и товариществ и для общественной обработки, в третью - для добывания средств к существованию единоличных землепользователей»[2]. Ставка большевиков на совхозы, их пренебрежительное отношение к колхозам и нелюбовь к трудовым крестьянским хозяйствам проявилась в полной мере.

Правда, сопротивление крестьян, грозящее перерасти во всеобщее восстание, заставила большевиков на VIII съезде РКП(б) принять резолюцию «Об отношении к среднему крестьянству», а ленинская статья «О кооперации», написанная под влиянием работ А.В. Чаянова и других теоретиков кооперации, на время утихомирила многих. Но после смерти В.И. Ленина большевики стали отступать к прежним позициям. Уже в мае 1924 г. на XIII съезде ВКП(б) «развитие и укрепление» кооперации стало рассматриваться на как «построение социализма», а как «борьба за освобождение бедняка и середняка деревни от кулацкой спекулятивной и ростовщической кабалы»[3], т.е. как средство раскола крестьянства. В феврале 1925 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «О совхозах», в котором обязал партийные и советские организации «принять самые энергичные меры к сохранению и всемерному укреплению совхозов»[4].

Кульминационной точкой был 1927 г., когда на XV съезде ВКП(б) большевики бесповоротно решили, что «задача объединения и преобразования мелких индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные коллективы должна быть поставлена в качестве основной задачи партии в деревне». Характеристика разных форм «крупных коллективов» не оставляет сомнений в предпочтениях большевиков: «По руслу производственного кооперирования идет развитие таких первичных форм производственного объединения, как артели, различного рода производственные товарищества и сельскохозяйственные коммуны, в подавляющем большинстве объединяющие бедноту и маломощное крестьянство... В общем балансе социалистических элементов в сельском хозяйстве существенную роль играют совхозы, как формы крупного государственного социалистического земледелия и животноводства» [5]. В.А. Чаянов прав в том смысле, что с 1927 г. выступать за сохранение мелких крестьянских хозяйств его отцу стало опасно. Но формы «преобразования» большевики тогда еще не выбрали и на это можно было повлиять.

По мнению В.А. Чаянова, я утверждаю, что «первоисточником чаяновской семейно-трудовой теории стали труды П.П. Маслова» (с.

239). Такого утверждения в моей статье нет. Я говорю, что труд

П.П. Маслова «Аграрный вопрос в России» «послужил одним из первичных толчков для разработки семейно-трудовой теории» (с. 53). Я имею в виду то, что в опубликованной в 1906 г. книге П.П. Маслова приводятся подробные данные о трудовых крестьянских хозяйствах и с этой точки зрения она и изучалась А.В. Чаяновым и другими представителями организационно-производственной школы.

Мне бы очень не хотелось обидеть В.А. Чаянова, но понятие трудового крестьянского хозяйства и вывод о его устойчивости были сформулированы не А.В. Чаяновым и даже не П.П. Масловым. Об этом говорил еще В.А. Косинский, подвергавшийся сугубо придирчивой ленинской критике [6]. А до В.А. Косинского об этом говорили европейские исследователи, в том числе и марксисты.

А.В. Чаянову принадлежит не формулировка понятия «трудовое крестьянское хозяйство» и не вывод о его устойчивости, а теория семейно-трудового крестьянского хозяйства, разработанная на таком высоком теоретико-методологическом уровне, который был недоступен отечественным экономистам 1920-х гг., да и всего последующего советского периода.

Да, я считаю эту теорию ошибочной за то, что ею абсолютизируются потребительские мотивы крестьянской деятельности и отрицаются предпринимательские. Этот мой вывод основан на многолетнем изучении крестьянских бюджетов, итоги которого я изложил в опубликованной в 1981 г. книге [7]. В ней доказывается, что организация крестьянских хозяйств зернового типа была связана не с максимизацией прибыли, а с максимизацией условно-чистого дохода, т.е. разницы между доходом и материальными издержками без учета стоимости семейного труда. В этом отношении вывод А.В. Чаянова об отсутствии в крестьянском хозяйстве для членов семьи категории заработной платы подтверждается.

Но максимизация условно-чистого дохода и установление трудопотребительского баланса не совсем одно и то же. Трудопотребительский баланс устанавливается на уровне оптимального соотношения между тягостностью труда и количеством благ, получаемых крестьянской семьей за произведенные ею продукты. Максимизация же условно-чистого дохода достигается путем оптимального использования всех имеющихся в крестьянской семье производственных ресурсов, в том числе и оптимального использования рабочего времени семьи.

По теории А.В. Чаянова получается, что в случае использования более совершенной сельскохозяйственной техники и передовой агрономии предел тягостности крестьянского труда увеличивается, а значимость и количество предельных благ, получаемых за произведенный предельный продукт, уменьшается. А раздельная математическая обработка материалов бюджетов крестьянских хозяйств, имеющих сеялки, веялки, маслобойки и другую сельскохозяйственную технику, и хозяйств с традиционным инвентарем, показывает, они отличаются в организационном плане: если в первых появляется специализация на товарных культурах (лен, конопля, многолетние травы), садоводстве, огородничестве, молочных продуктах, то вторые ограничиваются производством необходимых для семьи  продуктов  и продают только их излишки.

Кроме того, в хозяйствах, использующих передовую сельскохозяйственную технику, гораздо шире применяется наемный труд, а значит, появляется категория заработной платы; они, как правило, арендуют землю, а значит, появляется категория ренты; они больше одалживают и берут в долг деньги и продукты, а значит, возникает возможность появления процентов на капитал (к сожалению, бюджетные обследования содержат очень скудную информацию о кредитных отношениях).

Все эти элементы, хотя и в значительно менее выраженной форме, присутствуют и в других группах крестьянских хозяйств. Таким образом, между семейными крестьянскими хозяйствами и капиталистическими предприятиями нет непреодолимой пропасти, которую возводила теория А.В. Чаянова.

А есть ли во всей экономической литературе примеры безошибочных экономических теорий? И разве для высокой оценки трудов А.В. Чаянова недостаточно того, что его теория не только пережила свою эпоху, но разделяется многими экономистами и сейчас? Даже теория великого Дж.М. Кейнса не оказалась такой долгожительницей.

Хотелось бы, чтобы дискуссия о А.В. Чаянове была продолжена. Но спор должен вестись и по существу вопроса, а не по одним цитатам и сноскам. И давайте будем терпимее друг к другу: если трудно уважать, то надо хотя бы понимать чужую концепцию.

Примечания.

[1] Литошенко Л.Н. Кооперация, социализм и капитализм // Экономист. 1922. № 2. С. 186 - 187.

[2] Декреты советской власти. Т. 4. М., 1968. С. 372 - 373.

[3] КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и  пленумов

ЦК. 7-е изд. М., 1953. С. 845.

[4] Директивы КПСС и Советского  правительства  по  хозяйственным

вопросам. Сб. документов. Т. 1. М., 1957. С. 502.

[5] КПСС в резолюциях... T. 2. С. 355 - 358.

[6] Трудно понять, почему В.А. Чаянов с его исключительным вниманием к цитатам и сноскам, не заметил, что в сносках 16 - 18 допущены опечатки: я отсылаю читателя не к 42, как напечатано, а к 24 тому В.И. Ленина. Беда в том, что я не имел возможности вычитать текст после того, как его набрали для публикации.

[7] Бокарев Ю.П. Крестьянские бюджеты 1920-х годов как исторический источник. М., Наука. 1981.